Fenya Palmont

Из записок орнитолога

Звук неуверенных шагов...
АПОРИЯ
Раздались крики самки сарыча...
Последняя летающая птица...
ВОРОНЫ И ЗИМА
Временный холод уверенно входит в привычку...
Ясное небо...
РУМЯНАЯ
ЖИВОТНЫЕ И ЛЮДИ
ПИСЬМО ОРНИТОЛОГУ
ТОЛЬКО ТЫ ЖИВЕШЬ ДВАЖДЫ (Утро орнитолога)

ОСЕННИЙ ГЕМОРРОЙ
РОДИНА-ЖИЗНЬ
Я умер вчера...
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Кукушка кличет...
Где-то на белом свете озимы степи...
КАПИТУЛЯЦИЯ
Осталось лишь доверить полотну...

Я должен жить, хотя я дважды умер...
Осип Мандельштам

     *   *   *

Звук неуверенных шагов,
Беспечной поступи ошибка,
Разочарованная скрипка
В напрасном поиске смычков. 

За гранью левого плеча,
За фронтом дутого тумана,
В глубокой пропасти обмана
Свеча горит, горит свеча

Вне суеты на злобу дня
Вознаграждений и возмездий,
Среди бесчисленных созвездий,
В экстазе зыбком бытия.
                       
                         1997


     АПОРИЯ

Холодный душ, горячий чай,
Комфорт родного табурета,
Письмо с призывом "не скучай",
Веселье солнечного света.

Стальная дверь, брелок ключей,
Едва живая, но надежда
Остановить теченье дней,
Сменить дорогу как одежду,

Привычку резать и кроить,
Водить рукою по бумаге
И забывать, как просто жить,
Отдавшись силе и отваге,

Привычку долго засыпать
И верить в чудо без-заветно
И, засыпая, сознавать,
Как жизнь проходит незаметно.

                         1997


     *   *   *

Раздались крики самки сарыча,
В испуге, поперек метнулась кошка,
Поблизости захлопнулось окошко,
Повеял холодок из-за плеча.
И приговор асфальтовых дорог
Исчез за фактом времени и места.
Я встретил знак, простым ответив жестом -
Немым восторгом ровно в восемь строк.

                         1997


     *   *   *

Последняя летающая птица
Расправила помятые крыла
И превратилась в быструю синицу
Из быстро умиравшего орла.

Скользнула за блеснувшее оконце
И, облетев отверженную пядь,
Направилась на запад, вслед за солнцем,
В надежде от светила не отстать.

Три страуса бескрылых, но бойцовых,
На проводах выделывали па -
Покорно танцевали на Дворцовой,
Вокруг Александрийского столпа.

                         1998


     ВОРОНЫ И ЗИМА

В эту лунную ночь
Замерзают болота
И дрожит небосклон,
Ледяной и прозрачный,
Убывающий "прочь",
Уносящий субботу,
Стайку беглых ворон
И в придачу удачу...
Бездна молча поет,
Заглушая петарды,
Заклинанья пурги,
Монотонные стансы,
Приглашая вперед,
Провожая назад и
Вспоминая других
Сигаретой с шампанским...

                         1998


     *   *   *

Временный холод уверенно входит в привычку.
В стылых дворах флора-фауна - словно повымерла.
Люди себя берегут как последнюю спичку
В труднодоступных краях заполярного севера.

Дома не сыщешь души - как душистого стога.
Мертвый узор на стекле как предел неизбежного.
Бытность, когда и Верховный Творец понемногу
Вынужден верить в тепло внутри самого ближнего.

                         1998


     *   *   *

Ясное небо,
теплый расплющенный кнак -
Господи, Ты?

                         1997


     РУМЯНАЯ

Однажды как впрочем всегда
хромой возвращался домой:
упрямо протискивал ключ
в замок между тем что здесь
и завтра что все-таки будет за дверью
сдающей себя с головой
петлей;
глазея по темным углам
в стремлении выхода/входа
пугаясь сполохов штор
скрывающих ветер снаружи и сон изнутри
добраться до кресла в углу у окна
остыть дожидаясь
когда же румяная дщерь
проснется и скажет: папа, да?
Однажды как впрочем всегда...

                         1998


     ЖИВОТНЫЕ И ЛЮДИ

Вот так же когда-то покрылась снегом
Живая трава, а Нева ознобом -
Печальная участь спокойных рек и
Ландшафта вблизи у вершины глоба.

На пятнышках неба писали чайки
Послания жителям новостройки,
Не брезгуя стадом крикливых стай и
Не предпочитая суму помойке.

В подъезде протяжно щенилась сука,
Не ведая, сколько детей в помете,
Куда сбрил родитель по кличке Друг и
Почем сто друзей дорогой породы.

Резвились, пугая нас, злые духи -
Послушно страшились мы (может, мнили),
Что отпрыски враз забирают дух и
Светимость. А попросту - дух и силы.

И все же скучали морозной ночью,
Глотая отраву и пряча лица...
Мы ждали мальчишку, случилась дочь, и
Едва подросла, оказалось - птица.

                         1998


     ПИСЬМО ОРНИТОЛОГУ

в зыбком сне-полусне под охраной тяжелых век
из безымянной точки пространства-время
робко стучится в окно или в дверь или в темя
я не я но во всяком случае человек
ставший строкой электрописьма между дальних стран
дринком по-нашему крепкой родной махаяны
рюмкой хрустальной разбитой невольно-спьяну
коей на смену практичный граненый стакан
холодно
       в бывшем союзе наверно носил бы трико
в прошлом столетьи наверно не покидал бы усадьбы
я не я толком не зная чего вообще сказать бы
наговорил балаболка тебе уже с три ко-
роба здравствуй короче короче здравствуй да
вот ведь земляк вышло родиться в чудесном месте
в мире который как коммуналка тесен
меж четырех ветров что тоже уже всегда 

                         1999


     ТОЛЬКО ТЫ ЖИВЕШЬ ДВАЖДЫ

       1. Утро орнитолога

Осязая ступнями холодный неровный пол,
(Шмыгнув носом) вдыхая поюзанный воздух румы,
Вспоминаю себя по недвижному телу в пол-
Торы тонны (вес нетто), снабженному духом на фунт изюма.

В моей жизни нет места проблемам: нет голых нар,
Ежедневной стрельбы, среди близких - глухонемого.
Я встаю по будильнику, т.к. медовый Ар-
Магеддон, что вчера обещали, сегодня не грянул снова.

Как прилежного зомби меня ждет тоннель метро,
В рюкзаке остывают полдюжины бутербродов.
Выхожу - мне по бубну такая судьба и про-
Возглашенный вдогонку, как выстрел, вчерашний прогноз погоды.

                         1998

       2. Сижу, курю

Не готовый еще улетать в голубую даль,
Не успевший пока получить повсеместный паспорт,
Я сижу у окна, словно барышня, чью печаль
Не развеять ни дринком, ни принцем Монако, на спор.

Что сказать мне о жизни, 

Не возил рыбий жир в окольцованный Ленинград
И не шлепал по белым морям и озерам Чада.

Добровольная ссылка ломает и гнет перо,
Путеводные швы на ладошке незримо тают.
Точно Бродский на взморье, в шезлонге сидящий срок,
Я курю и смотрю вслед на юг улетевшим пернатым стаям.

                          1999

     ОСЕННИЙ ГЕМОРРОЙ

Застряло в горле хриплое "ура"
Прошедших лет беспечной круговерти.
Нанизан год, как курица, на вертел
С открыткой, запечатанной в конверте.
Одной весной и летом ближе к смерти,
Десятком душ унылее пора...

Дубовый лист, желтея и паря,
Рисует в воздухе бесплотную фигуру,
Подписываясь аббревиатурой, -
Автопортрет с невидимой натуры,
Но по ошибке обреченный и понурый,
Как все зачатые в начале декабря...

Оборвалась сплошная череда,
Притихли звуки в радиоэфире.
Лишь чьи-то мысли в крохотном сортире
Стучат о стены. В сумрачной квартире
Никто себе не делал харакири.
В чернильной луже гибнут города...

                         1997


     РОДИНА-ЖИЗНЬ

                         В хрустальном омуте какая крутизна!
                                            Осип Мандельштам

На берегу крутых восточных крыш
Скользит ручей отчетливых мгновений,
Дождь шепчет вслух пронзительную тишь,
А время просит смены поколений...

И ноги свесив в правильность путей -
И млечных, и счастливых, и несчастных -
Летят года, как стаи лебедей.
А окна зажигаются и гаснут...

Сто лет назад и сто веков вперед
Проходят дни и ночи на излете,
Дождь моросит, царевна слезы льет,
Норвежский кот мечтает об охоте,

Во мгле цветут фонарные столбы
И где-то ждут ушедшие когда-то
Герои человеческой судьбы
И просто неизвестные солдаты...

                         1997


     *   *   *

Я умер вчера. Ровно в семь утра.
Когда возвращался домой с прогулки.
Земля, как обычно, была сыра,
Колодцы бездонны, темны переулки.

Тянулся кресто... пардон, крестный ход.
Стелился туман... или дым пожарищ.
И каждый вкушал дорогих щедрот
С товаркой своей дорогой товарищ.

Был отдан приказ неотложных мер:
Спасти renommee* загорелой рожи
Хороших людей, положивших хер,
И всяких плохих, положивших то же, -

Напрасно... Накрылись: сиянье глаз,
Молочные зубы и первый кальций,
Судьба, исполненная на заказ,
И вечная жизнь отпечатков пальцев.

Остался лишь взгляд, наведенный вглубь
Дороги в глухом, неизбежном месте,
Да на ухо шепот холодных губ:
Ты умер, однако Христос воскресе!

                         1998


     ПЕРВЫЙ СНЕГ

Первый год, как кончилась война:
Народилась сотня ребятишек,
На столах проcтавился излишек,
В облаках пробилась седина.

Белым пухом выстлана земля,
Босиком протоптаны тропинки,
Мне б найти солдатские ботинки -
Обойти суровые края.

Заржавел (предатель) пистолет,
Пиночет (подлец) подался в Лондон.
Тает снег на улицах Макондо -
Первый снег за сотни тысяч лет.

                         1998


     *   *   *

кукушка кличет -
наконец помочиться
в тени каштана

                         1998


     *   *   *

Где-то на белом свете озимы степи -
Желтый сухой ковыль и хрустящий снег.
Беглый ямщик не ищет в прозрачном небе
Знаки дороги, невод созвездий, нет.

Мертвому снятся запахи полустанка.
Полуживой не помнит деталей сна -
Только бананы, манго и чунга-чанга!
Горькая, окунь, леска, мостки, блесна.

Родина, где ты? Где затерялась, маза?
Жаром сиест не вытопить первый снег.
Так и с людьми: тайком полюбить всех разом
Много трудней, чем сделать себе минет.

                          1999





КАПИТУЛЯЦИЯ

 Худого дух
 липы выпил,
 луны вынул,
    лишил
  тело лет.
Дороги и город
  чуть туч
   мир им!

                         1998


     *   *   *

...Осталось лишь доверить полотну
Всю радугу оттаявшего света,
Услышать подоспевшую примету,
Увидеть пожелтевшую луну.
Не дрогнуть, но слегка ослабить кисть,
Случайного стремаясь совершенства,
Узнав в мазке простуженное детство
И глухо засмеявшуюся жисть.

                         1998